Все думали, что Франческо станет ювелиром, как его отец Цезарь. Примерно в тот же год в Бассиано неподалёку от Рима, в 400 км южнее Болоньи появился на свет маленький Альдо — в будущем величайший типограф Италии; впрочем, и такого ремесла ещё не существовало. Но пока семьи Гриффо и Мануцио шумно праздновали рождение наследников, в немецком Майнце Иоганн Гутенберг вырезал из стали первые пуансоны — у него перед глазами стоял образ новой технологии. С пуансонов и печатного пресса началась информационная революция — появилось книгопечатание.
Блестящий учёный-филолог, вхожий в высшее общество, воспитатель юных герцогов и один из самых известных гуманистов своего времени. Не слишком образованный ювелир и гравёр, не знакомый со светскими манерами, но умеющий виртуозно работать руками. Новая технология покорила их, заставила по-другому взглянуть на мир и оценить захватывающие возможности, которые открывались перед теми, кто рискнёт связать с ней свою жизнь. Несколько плодотворных лет их совместной работы закончились громким скандалом и многолетней враждой, но подарили нам изобретение, известное каждому, кто хоть раз открывал книгу.
***
Пока маленький Франческо беззаботно бегал по улицам солнечной Болоньи, из типографии Гутенберга в 1455 году вышла первая печатная книга — естественно, Библия. Это был масштабный проект, для которого отлили целых 100 000 литер — на это ушло полгода. На набор и печать ещё два года. В реалиях 15 века книгопечатание — процесс сложный. Оттиск букв на странице делался с литер, на которые наносилась краска. Но литеры — это конечный этап. Сначала вырезались стальные штампы, пуансоны, где знак был выгравирован рельефно. С них отливались медные матрицы с углублением. А уже в матрицах изготавливались свинцовые литеры. Их требовалось очень много, ведь одна страница — это больше 2000 знаков. Печатали чаще всего четыре страницы на лист — значит, нужно минимум 10 000 знаков. А чтобы наборщик — чрезвычайно высокооплачиваемый специалист! — не сидел без дела, пока печатается страница, неплохо бы иметь ещё столько же литер, чтобы он уже набирал следующую. Но при всём этом множестве литер для каждой буквы достаточно было по одному качественному пуансону.
Подрастал Франческо, росло количество типографий. В предполагаемый год смерти Гутенберга — 1468 — по всей Европе их насчитывалось уже от девяти до двенадцати. Но не в типографии начал юноша свою карьеру; сначала он обучился у отца основам ювелирного мастерства, а затем стал гравёром. Это обещало стабильное и уверенное будущее. Книгопечатание тогда считалось производством подозрительно новым и совершенно непонятным, рынок специалистов только-только начинал формироваться. Даже если молодой Франческо что-то слышал о типографиях и подумывал о соответствующей карьере, у него имелись все основания для сомнений. Что там за фокусы с крошечными литерами? Можно ли этим заработать на жизнь? Может быть, всё это ненадолго, просто модная новинка, увлечение которой скоро пройдёт?
Венеция. Атлас Дирка ван дер Хагена |
Неизвестно, когда именно Гриффо решился на это, но как ювелир и гравёр он имел все необходимые навыки, чтобы в один прекрасный день начать делать пуансоны для болонского издателя Бенедетто Фаэли. Далее, в 1475–1480 годах, он работал в Падуе, где по наброскам Николя Жансона, первого типографа Италии, создал два набора пуансонов готических шрифтов для публикации трудов Авиценны. Однако по-настоящему хорошую карьеру можно было сделать только в Венеции — столице итальянского книгопечатания. 45-летний Франческо имел солидную репутацию в тесном мире типографского ремесла, и место в недавно открывшемся издательстве Альда Мануция казалось ему большой удачей.
Первая версия курсивного шрифта, созданного Франческо Гриффо. Послание Святой Екатерины Сиенской. Дом Альда, Венеция, 1500 |
Альд Мануций |
Самый знаменитый типограф Италии оказался в этом бизнесе не совсем обычным образом. Все печатники до и большинство после него начинали как ремесленники и проходили весь путь от ученика до мастера. Альд пришёл в книгопечатание из университета. Он родился в богатой семье, получил блестящее гуманистическое образование, изучал латынь и греческий в университетах Рима и Феррары, после чего поселился в Мирандоле, где посвятил себя изысканиям в области греческой литературы, а около 1486 года переехал в Карпи. Мануций служил учителем во многих герцогских домах Италии, так что среди его воспитанников закономерно оказались Альберто и Лионелло Пио, юные герцоги Карпи. Именно Альберто впоследствии снабдил Альда деньгами для открытия типографии.
В 1489 или 1490 году Мануций переселился в Венецию, где читал лекции об античных авторах и параллельно учился «немецкому искусству» — книгопечатанию. Он познакомился с типографом Андреа Торрезани ди Азола — наследником Николя Жансона — и в 1503 году женился на его дочери. В 1494 году филолог открыл собственную типографию: Officina Aldina просуществует около 100 лет и прославится на всю Европу. Интересно, что Альд стал печатником и издателем в возрасте около 45 лет, будучи вполне состоявшимся учёным и преподавателем, и историки, конечно, не раз задавались вопросом, зачем ему это понадобилось. По-видимому, для того, чтобы выпускать качественные научные редакции греческих текстов. Как специалист по греческой филологии он столкнулся с типичной для тогдашних учёных проблемой: за столетия переписывания античных текстов от руки в них накопилось множество анахронизмов, ошибок и неточностей. С этим нужно было что-то делать, и новая технология книгопечатания стала идеальным решением: один раз подготовив хорошую редакцию, текст потом можно было тиражировать сколько угодно — без всяких ошибок.
Разворот книги набран шрифтом, разработанным Франческо Гриффо. Пьетро Бембо «Об Этне». Дом Альда, Венеция, 1496 |
Мануций собрал группу единомышленников из учёных и преподавателей греческого, с 1500 года получившую известность как «Новая Академия». Она объединяла тридцать виднейших специалистов, которые, общаясь между собой на греческом языке и даже приняв для «внутреннего обращения» греческие имена, с энтузиазмом редактировали труды античных авторов и готовили их критические издания. Скажем, сам Мануций с 1495 года работал над изданием трудов Аристотеля, которое в итоге насчитывало 3648 страниц. В Officina Aldina трудился Эразм Роттердамский — первый профессиональный публицист Европы. Это была настоящая революция, первое научное издательство! Основной его репертуар — произведения греческих и латинских авторов (Платон, Гесиод, Еврипид, Демосфен, Аристотель, Цицерон, Вергилий, Овидий, Плиний Старший и др.), итальянских классиков и гуманистов (Данте, Петрарка, Эразм Роттердамский и др.).
Фрагмент полосы набора. Типограф — Франческо Гриффо. Пьетро Бембо «Об Этне». Дом Альда, Венеция, 1496 |
Франческо Гриффо поступил работать к Альду в 1494 или 1495 году, т. е. почти сразу после открытия типографии. Начальный этап её становления они прошли вместе — целых восемь лет, за которые Officina Aldina заняла ведущие позиции на рынке, получив известность в Венеции и далёко за её пределами. За первые несколько лет Гриффо изготовил серию круглых шрифтов в стиле классической и имперской римской эпиграфики. Современные исследователи идентифицировали, по крайней мере, шесть таких. Ещё Франческо разработал дизайн греческих шрифтов четырёх видов, в последнем из которых буквы уже отчётливо клонились вправо. Его шрифты пользовались огромным успехом, принося солидную прибыль Мануцию. Гриффо не прекращал экспериментов с дизайном, пробовал различные варианты наклонного написания букв и однажды показал Альду набор пуансонов нового шрифта, очень похожего на тот, что писцы употребляли в официальных канцеляриях. В некоторых языках его сегодня называют Italic, в русском — курсив.
На рубеже столетий, в 1500–1501 годах, из типографии Officina Aldina вышли первые книги, напечатанные курсивом. Мануций как издатель тоже любил эксперименты. Он хотел сделать громоздкие тяжёлые книги того времени небольшими и удобными, а курсив прекрасно подходил для этих целей: достаточно убористый, чтобы существенно сократить объём текста и размер страницы. Альд мгновенно оценил все преимущества нового шрифта и очень хвалил Франческо. Возможно, даже премию ему выдал. А затем сделал всё, чтобы получить эксклюзивные права на использование курсива хотя бы лет на десять.
Первая книга, набранная курсивом. Вергилий. Дом Альда, Венеция, 1501 |
Трудно сказать, почему Гриффо не взял патент сам. Возможно, просто оказался нерасторопен, ведь обычно пуансонисты не патентовали каждый новый шрифт, а сохраняли в личной собственности пуансоны. Может быть, по венецианским законам он вообще не имел права на изобретение, сделанное по заказу типографии Альда, если документально всё было оформлено именно как заказ издательства, а не как предоставление шрифта во временное пользование. Или он всё-таки пытался? В сегодняшних книгах часто встречаются примечания авторов, данные в скобках: (курсив мой — Авт.). Так вот, Франческо Гриффо стал, по-видимому, первым, кто произнёс эту фразу. «Курсив — мой!» — убеждал он Мануция и власти Венеции, но у тогдашней юстиции было другое мнение на этот счёт.
Уже в марте 1501 года Альд Мануций получил от городского сената особую привилегию на печать и продажу книг с использованием курсива, а в октябре 1502 года подал петицию с намерением защитить свои права вообще на все шрифты Франческо, сделанные во время работы на его издательство. Это было, на самом деле, не совсем честно: обычно, если издатель хотел стать единственным обладателем какого-то шрифта, чтобы никто больше не мог им пользоваться, он за солидную сумму выкупал у мастера пуансоны. Но Альд почему-то решил обратиться к властям. Некоторые биографы отмечают, что, с учётом тогдашней ситуации в книгопечатном бизнесе, его можно понять. Представления об авторском праве были весьма размытыми, типографы без зазрения совести копировали коммерческие успешные издания и даже шрифты коллег, и Мануций, как крупнейший издатель Италии, стал главным объектом пиратства.
Третья версия курсивного шрифта Франческо Гриффо. Петрарка «Книга песен». Болонья, 1516 |
Так или иначе, из-за предусмотрительности шефа Гриффо лишился возможности применять собственные творения в других типографиях, а все экономические преимущества от использования курсива, да и других шрифтов, им созданных, остались за семьёй Мануциев, а не за Франческо и его наследниками. Альд вошёл в историю с чужим изобретением, в качестве первого человека, применившего в книгах курсив, и сегодня его имя неразрывно связано с этим начертанием.
События осени 1502 года стали последней каплей. Разругавшись с начальником и бросив все начатые шрифты, Гриффо покинул Венецию навсегда. Он, конечно же, не мог забрать из типографии Мануция те самые пуансоны, но знал, что спрос на курсив всегда будет, ведь он являлся самым известным в Италии пуансонистом, а конкуренты Альда только и искали способ обойти выданную знаменитому издателю привилегию. Франческо уже перевалило за пятьдесят — не поздновато ли начинать новую жизнь? Впрочем, другого выхода всё равно не оставалось.
Вид Болоньи. Гравюра из книги Леандро Альберти «История Болоньи», 1590 |
С 1502 по 1507 год он работал с издателем Гершоном Сончино из осевшей в Италии семьи евреев-ашкеназов, позднее сотрудничал и с другими типографами. Способ обойти Мануция, естественно, нашёлся: Гриффо просто создал ещё один курсив, отличавшийся в мелких деталях от первого, но всё равно прекрасно узнаваемый. Сегодня компании патентуют не только само изобретение, но и все его возможные вариации, но в начале 16 века такой трюк не проходил. Перемещения Франческо по Италии в эти годы трудно отследить, но известно, что в 1516 году он возвратился в родную Болонью. В преклонном возрасте, но, видимо, с серьёзным капиталом, достаточным для открытия собственной типографии.
Мануций к тому времени уже год как скончался, оставив после себя в общей сложности 130 изданий, существенная часть которых была напечатана тем самым курсивом. Альд вошёл в историю как новатор, пионер научного книгоиздания и автор концепций, которые используются по сей день. Бывший филолог стремился не только к высокому качеству печати и дизайна, но и к тому, чтобы его книги при этом оставались недорогими и доступными для как можно более широких слоёв грамотной публики, особенно для преподавателей и студентов. Officina Aldina прославилась изданиями формата in octavo, то есть в 1/8 листа — это прообраз современных карманных книг. Полная противоположность тогдашнему представлению о книге как о большом, тяжёлом и очень дорогом предмете. Удешевление себестоимости достигалось, в том числе, увеличением тиража, доходившего в некоторых изданиях до очень значительной по тем временам цифры в тысячу экземпляров вместо стандартных двухсот-трехсот.
Зачем нужен курсив?
Аня Данилова
С разрешения издателей публикуем фрагмент совета о шрифте в дизайне из рубрики «Советы» Бюро Горбунова — главного русскоязычного источника знаний о дизайне.
…Иногда выделить слово жирным или цветом в вёрстке— хорошее решение. Выделенное слово или фраза сразу обращают на себя внимание. Поэтому чаще всего делать такие выделения стоит в заголовках или небольших текстах. Разные цвета и начертания можно увидеть, например, в журнальной вёрстке.
Но в наборе основного текста жирное начертание или другой цвет лишь помешают считыванию. Выделения могут начать спорить с заголовками и дробить макет. Как раз в таких ситуациях лучше использовать курсив — он хорошо встраивается в основной текст и не перекрикивает его.
При создании шрифта курсив обычно делают немного светлее прямого начертания. При этом визуально в наборе прямые буквы и курсивные выглядят одинаково по насыщенности, поэтому смотрятся органично. Представьте, как шумно выглядел бы разворот, если вместо курсива было бы жирное начертание:
Прямое начертание и курсив образуют одну структуру в наборе. Скриншот из электронной книги «Гарри Поттер и методы рационального мышления» |
Но курсив используется не только в основном тексте. Его можно использовать и в акциденции, чтобы усилить динамику:
Курсив в текстовом наборе и в заголовочном. Эмиль Агнел. Испытание против животных. Аксель Пелетанж Тевенард, 2016 |
Курсивом можно делать выделения тогда, когда вы хотите получить одинаковую насыщенность в наборе или не хотите, чтобы выделения в тексте обращали на себя всё внимание. Также курсив, как и любые наклонные формы, может дополнить акцидентный набор динамикой…
Нельзя сказать, что после расставания с Франческо дела у Альда шли прекрасно. Типография непрерывно сталкивалось с трудностями из-за забастовок недовольных работников, нечистоплотной конкуренции и военных действий. Вести книжный бизнес в раздираемой войной Италии было само по себе непросто, а тут ещё появились многочисленные подделки «под Альда», так что Мануций стал одним из первых печатников, терявшим часть прибыли из-за плагиата. Чтобы защитить свои публикации, он с 1501 года начал использовать особый издательский знак — эмблему в виде дельфина, обвивающегося вокруг якоря. Впрочем, и её плагиаторы немедленно скопировали. Финансовые дела типографии шли с каждым годом всё хуже, так что под конец жизни Альд оказался на грани разорения и умер практически в бедности. Его дело продолжил тесть Андреа Торрезани, а затем сын Паоло и внук Альд-младший, после смерти которого типография угасла.
Узнав о последних годах давнего обидчика и сложной ситуации в типографии, которой когда-то отдал восемь лет жизни, пожилой Франческо, вероятно, не удержался от злорадной усмешки. Ведь у него теперь имелась собственная типография, где издавались греческие и латинские классики, а также итальянские авторы. Наконец-то сам себе хозяин! Знакомый с коммерческими стратегиями Мануция, Гриффо с удовольствием позаимствовал одну из его успешных идей — карманный формат, напечатав несколько совсем крохотных по размеру изданий.
Однако долго злорадствовать не пришлось. У историков не так уж много документов, проливающих свет на произошедшие события, известно только, что в 1518 году 68-летнего Франческо Гриффо судили за убийство собственного зятя Христофоро. Преступление было совершено в стенах их общего дома, а орудием жестокой расправы послужил стальной прут — заготовка для пуансонов. В те времена в Болонье за убийство полагалась смертная казнь, а поскольку после 1518 года Франческо больше не упоминается ни в каких документах, исследователи приходят к логичному выводу, что он был казнён. Впрочем, некоторые историки хотят верить, что ему удалось скрыться и затаиться — якобы поэтому о Гриффо больше никто ничего и не слышал. Возможен и ещё один вариант: умер в тюрьме. Тогдашние тюрьмы не отличались комфортом, а люди на седьмом десятке — крепким здоровьем.
Это история с открытым концом. Не только из-за загадки смерти Франческо, но и потому, что жизнь его творений продолжается. У Гриффо нашлось множество подражателей — это касается как курсива, так и других латинских, греческих и еврейских шрифтов, созданных им за долгую карьеру. Все пуансонисты 16 столетия были знакомы с работами Гриффо, вдохновлялись ими и частично пытались копировать. Среди них, например, француз Клод Гарамон — автор популярного сегодня шрифта Garamond. Точно так же нельзя считать законченной и историю Альда Мануция — раз мы вот уже более пятисот лет пользуемся его идеями, изобретениями и наработками. Некоторые итальянские авторы эмоционально и довольно смело утверждают, что все шрифты, которые мы сегодня видим в книгах и текстовых редакторах, по сути, вышли из творчества Гриффо. Другие не менее эмоционально прославляют Мануция как «отца современного книгоиздания». Все они правы.
|
Об авторе: Ксения Чепикова, dr.phil., историк, переводчик, популяризатор науки. Специалист по истории Западной Европы XVI–XVII веков, истории науки и знаний. Автор ряда книг и статей по истории науки, образования, книгопечатания, картографии.