Garamond — наиболее часто используемый печатный шрифт. Точнее, группа шрифтов — за свою долгую жизнь легендарный Клод Гарамон (1490/99—1561) успел вырезать множество прекрасных образцов. Самый известный пуансонист Франции, национальное достояние, его слава живёт в веках! Когда в 1900 году в Париже проходила Всемирная выставка — а её посетили более 50 миллионов человек, этот рекорд был побит лишь в 1967 году в Монреале — Франция гордо представила в своей экспозиции оригинальные матрицы великого Гарамона. Наследие мастера, являющее собой огромную ценность. Правда, через двадцать с лишним лет выяснилось, что это не его матрицы.
План Парижа во времена правления Генриха II, составленный Оливье Труше и Жерменом Ойо в 1550—1552 гг. |
Биографическая статья о Клоде Гарамоне в американском Monotype Journal (Vol. 9 No. 6, Jan-Feb 1923) напечатанная шрифтом Monotype Garamond, созданном по матрицам Жаннона |
Если бы в 1640-х годах кто-то сказал Жану Жаннону что-то вроде «Ваши шрифты достойны самого Гарамона!» или «Это второй Гарамон!», он, несомненно, оказался бы весьма польщён и счёл бы подобное сравнение за комплимент. Сто лет прошло, но мастера помнили, он оставался непревзойдённым и считался легендой. Но если бы Жаннон узнал, что через три с половиной столетия его шрифт будет красоваться перед 50-миллионной публикой со всего мира под именем Гарамона, он бы, как говорится, не понял юмора. Да, приятно, когда твою работу ценят и даже путают с творением мэтра, однако всё-таки хочется видеть на ней собственное имя.
По иронии судьбы немалая часть шрифтов группы Garamond, в том числе используемый во всем мире шрифт из Microsoft Office, в реальности базируется на работах Жана Жаннона (1580—1658) —
малоизвестного типографа и пуансониста. Забавно, но даже популярная биографическая статья о Клоде Гарамоне с его портретом в американском Monotype Journal (Vol. 9 No. 6, Jan-Feb 1923) напечатана шрифтом Monotype Garamond, созданном по матрицам Жаннона. Как же так получилось? Судьба полиграфиста
Эту историю нужно рассказывать сразу в трёх временных слоях. Началась она в первой половине 16 века в Париже, где молодой Клод Гарамон учился печатному и гравёрному делу в мастерских Жоффруа Тори и Антуана Ожеро. Оба его наставника совмещали несколько амплуа: типограф, издатель, книготорговец, пуансонист. Обучали Клода всем этим видам деятельности. Оба работали в итальянской традиции, оба почитали Альда Мануция и вдохновлялись его шрифтами. Точнее, шрифтами Фраческо Гриффо, который, как известно, с Альдом рассорился. И Тори, и Ожеро достигли успеха в своей сфере и ушли из жизни примерно в одно время. Правда, очень по-разному.
Тори в 1530 году стал королевским типографом Франциска I, двумя годами позже — главным библиотекарем Парижского университета, а в 1533 году тихо умер в своём доме. Ожеро казнён и сожжён на площади Мобер 24 декабря 1534 года как фигурант «Дела о листовках». В ночь на 18 октября в крупнейших городах Франции — Париже, Блуа, Руане, Туре, Орлеане — кто-то прибил к дверям важных зданий листовки с антицерковной пропагандой. Одну из них нашли прямо в королевском замке, что особенно взбесило Франциска I — можно ли говорить о безопасности Его Величества, если какие-то заговорщики имеют доступ чуть ли не в королевскую спальню? Хотя авторов крамольных текстов установить так и не удалось, следствие было скорым: меньше чем через месяц предполагаемые распространители отправились на костёр, а за ним в конце декабря и Ожеро, обвинённый в печати листовок. После этого король начал принимать меры к тому, чтобы «лютеранская ересь», она же Реформация, не проникла во Францию, а немногочисленные протестанты ушли в подполье.
Насколько эти скандальные события коснулись Клода Гарамона, мы не знаем; к тому времени он уже создал свои первые шрифты антиква, сразу же купленные несколькими типографиями, и стремительно набирал популярность. Власти ему благоволили: в 1539 году королевским указом пожаловали собственную мастерскую, а в 1543 году — титул королевского пуансониста за греческий шрифт Grecs du Roi, названный в честь монарха. Созданные им в 1540 году на основе шрифта Bembo Франческо Гриффо антиква и курсив ещё более двух столетий оставались самыми популярными и часто используемыми в Европе.
Париж в 16 веке. Карта из атласа Брауна и Хогенберга |
Время приключений
Современник Лютера, Микеланджело, Коперника, Франциско Писарро и Генриха VIII,
Гарамон жил в эпоху позднего Ренессанса и Реформации, колонизации Америки и начинавшейся научной революции, религиозных войн и экзотических протестантских сект.
Но политические, экономические и культурные потрясения мало его задели. Он умер в 1561 году, чуть-чуть не дожив до Гугенотских войн, которые будут опустошать Францию почти сорок лет. Прожил спокойную жизнь, насыщенную продуктивным трудом, застал настоящий бум производства шрифтов, самую интенсивную фазу, когда именитые мастера вырезали всё новые матрицы, а типографии охотно их скупали.
Талантливый художник и признанный мастер, Гарамон не обладал коммерческим чутьём и деловой хваткой, не сумел разбогатеть. После его смерти вдова вынуждена была распродавать оставшиеся наборы матриц, большую часть которых приобрёл крупнейший издатель Европы Кристоф Плантен. Они до сих пор хранятся в музее-типографии в Антверпене и атрибутируются совершенно однозначно. Однако часть матриц разошлась по небольшим типографиям; они продавались, перепродавались, кочевали по всей Европе. Терялись этикетки с ящиков, забывалось их происхождение. Та же судьба постигла многие шрифты, проданные Гарамоном при жизни. А через несколько сотен лет специалистам пришлось иметь дело со шрифтами «вроде бы Гарамона», которые потребовалось атрибутировать заново.
Но мы тем временем погружаемся во второй временной слой — первую половину 17 века, когда в Европе полыхала Тридцатилетняя война, а Францией почти что правил могущественный кардинал Ришелье. Лет за двадцать до того, как в Париж — по утверждению Александра Дюма — приехал д`Артаньян, во французской столице появился уроженец окрестностей Женевы Жан Жаннон. Он не стал начинать свою карьеру с оскорбления трёх бравых мушкетёров, а направился устраиваться в типографию Робера Этьенна III — внука того самого Робера Этьенна, первого крупного печатника Франции, основного клиента мастерской Ожеро, а потом и Гарамона. До этого Жан обучался печатному делу на родине и в Германии, после работы у Этьенна, видимо, открыл собственную типографию, и ничего не говорило о том, что уже в зрелом возрасте он займётся ещё и изготовлением шрифтов. Две профессии уже окончательно разделились.
Покинуть Париж
«Новый завет», напечатанный в типографии Робера Этьенна шрифтом Клода Гарамона grecs du roi |
Жаннон был самым настоящим кальвинистом, протестантом. Или, как говорили во Франции, гугенотом. Но, в отличие от Этьенна-старшего, которому по этой причине пришлось эмигрировать в Женеву, Жану в Париже ничего не угрожало. Гугенотские войны завершились в 1598 году Нантским эдиктом, гарантировавшим протестантам все права. Так что до 1685 года, когда Людовик XIV данный эдикт отменил и гугеноты снова оказались вне закона, две конфессии уживались во Франции относительно мирно и равноправно. Правда, это вовсе не означало, что любой гугенот мог жить в столице спокойно и беззаботно — теперь над ним стояли свои церковные власти.
А Жан, похоже, отличался способностью впутываться в неприятности и связываться не с теми людьми. В какой-то момент кальвинистские церковные власти Парижа ополчились на него за печать нескольких изданий католической пропаганды. Неизвестно, с чего и зачем он вдруг стал сотрудничать с католиками, но на самом деле ничего страшного в этом не было — война давно закончилась. Жить ведь на что-то надо, поэтому многие типографы спокойно брали заказы даже на религиозную литературу чужой конфессии. Но то ли пропаганда в этот раз оказалась особенно забористой, то ли Жан проявил характер и послал уважаемых пасторов куда подальше… В общем, с тех пор жизнь его сильно осложнилась, а заказов — поубавилось. Недовольно бормоча «Дай им волю, они станут хуже иезуитов…», Жаннон решил покинуть Париж, оставив типографию сыну.
Матрицы: начало
Крепость Седана — такой её увидел Жан Жаннон в 1630-х годах |
Путь его лежал в Седан — маленькое протестантское княжество на востоке современной Франции возле Бельгии и Люксембурга, которое с началом религиозных войн в 1562 году объявило независимость от французской короны и до сих пор сохраняло этот хрупкий статус отдельного государства. В Седане имелась своя Академия — можно сказать, гугенотский
Оригинальные матрицы шрифта Гарамона grecs du roi |
университет, где получала образование немалая часть протестантской элиты Франции. Жаннон стал официальным печатником и издателем Академии. И вот на этом довольно высоком и, несомненно, почётном посту
он однажды почему-то захотел попробовать себя в качестве пуансониста. Сам он как-то писал, что для печати некоего издания у него не нашлось подходящего шрифта и тогда он решил создать матрицы самостоятельно. Может, так оно и было. Во всяком случае, у Жаннона стало получаться. Скоро обрёл популярность его очень мелкий шрифт Sédanoise, потом несколько крупных. В те годы на рынке шрифтов наблюдалось затишье — он насытился и даже перенасытился ещё к концу прошлого столетия, так что новая продукция теперь появлялась нечасто, а многие шрифты по-прежнему отливались с оригинальных матриц признанных «классиков». На кого мог ориентироваться начинающий пуансонист, знакомый со всеми видами шрифтов, но не получивший специального образования в данной области? Ну конечно же! Нет, он не пытался «повторить» или скопировать Гарамона, как тот в своё время не старался скопировать Гриффо. Просто великий мастер создал канон. В рамках которого теперь мыслили пуансонисты, с которым привыкли работать типографы, и который привыкли видеть в книгах читатели.
Кан в Нормандии в середине 17 века. Гравюра Матиаса Мериана |
Одно из изданий Жаннона в качестве официального типографа Седанской Академии |
В 1640 году Жаннону невольно пришлось вернуться в Париж при самых печальных обстоятельствах: неожиданно умер его сын Антипа. Осталась типография, судьбу которой следовало решить. Современные авторы развили массу домыслов и фантазий о приключениях Жана в столице. Это один из типичных случаев, когда отсутствие исторических фактов компенсируется историческими мифами.
Достоверных фактов о нашем герое известно довольно мало, так что писатели что-то «логично» домысливают, что-то добавляют от себя — и возникают удивительные истории.
Шрифты на королевской службе
Одна из них повествует о том, как кардинал Ришелье в 1641 году повелел арестовать гугенота Жаннона, конфисковать его оборудование и матрицы шрифтов, а всё для того, чтобы напечатать ими свой трактат «В защиту основных положений католической веры». Не говоря уже о том, что католические типографы Парижа в очередь бы выстроились за заказом самого Ришелье, а некоторые готовы были печатать его текст даже и бесплатно, любым шрифтом по выбору автора… да с чего бы персона такого ранга вообще обратила своё внимание на заезжего печатника? Зачем бросать его в тюрьму? Откуда, собственно, информация об аресте?
В реальности всё оказалось проще. В 1640 году по инициативе кардинала Ришелье был основан Королевский печатный двор — официальная типография короля, для которой тут же начали заказывать и скупать оборудование и шрифты. Шрифтов старались добыть как можно больше, самых разных и самых лучших, чтобы получилась самая крупная и богатая коллекция. Вот и Жан Жаннон, как раз размышлявший, что делать с пустой типографией и долго ли ещё ему придётся задержаться в столице, в 1641 году получил предложение, от которого не смог, да и не захотел отказаться. Сохранился даже договор на покупку ряда его матриц Королевским печатным двором. И никакого криминала. «В защиту основных положений…», похоже, действительно печатали одним из его шрифтов, хотя у некоторых специалистов есть сомнения.
Но образ типографа-мученика, усилиями коварного Ришелье пострадавшего за религиозные убеждения, так привлекателен! На необъятных просторах интернета можно даже встретить информацию, что Жаннон стал жертвой инквизиции — притом, что ещё с 16 века преследованием еретиков во Франции занималась светская власть, а «подвалы инквизиции» (там, где они вообще были) давно остались в прошлом. Притом, что в период между 1598 и 1685 годами в стране вообще не преследовали гугенотов.
Обыск без арестов
Кан в Нормандии в середине 17 века. Гравюра Матиаса Мериана |
Ещё одна история рассказывает нам о том, как власти явились с обыском в новую типографию Жаннона в Кане.
Конечно же, по наводке злобного кардинала. Да, ареста удалось избежать, но конфисковали оборудование и все шрифты!
В данном случае реальная история ещё интереснее, хотя Жаннон играет в ней скорее второстепенную роль.
В октябре 1643 года он, прихватив остатки парижской типографии, отправился в Нормандию, в Кан,
где стал партнёром Пьера де Кардоннеля — торговца из богатой и влиятельной купеческой семьи. Пьер вёл свои дела в основном в Англии, но когда на острове по ту сторону Ла-Манша разразилась революция, он предпочёл взять паузу, вернулся в Кан и поселился в родовом гнезде. Мы не знаем, где и как он познакомился с Жанноном, известно лишь, что Пьер уговорил печатника переехать в Нормандию и открыть совместную типографию. Кардоннель был не просто богачом, а богатым интеллектуалом — получил хорошее образование, читал на древних языках, поддерживал учёных. Он мог себе это позволить. Но уже через несколько месяцев начались неприятности.
13 марта 1644 года в дом Кардоннеля явились с обыском два представителя городского совета с двумя судебными исполнителями. Они искали нелегальную типографию, о которой властям сообщили «доброжелатели». Войдя в небольшую пристройку, обнаружили там за работой наборщика и самого Жаннона, который тоже представился наборщиком. Всё оборудование немедленно опечатали, шрифты сложили обратно в ящики, опечатали, ящики — в шкаф, на который тоже повесили печати. Типография прекратила деятельность.
Разъярённый таким самоуправством, Кардоннель немедленно составил петицию на имя канцлера королевства Пьера Сегье. «Я, между прочим, уважаемый человек, владелец коллекции ценных манускриптов, — гневно писал Кардоннель, — которые и намереваюсь напечатать по совету господина канцлера и почтенных профессоров. Я никогда не печатал без разрешения цензуры и направил господину канцлеру копию текста, получив его одобрение».
Geographia Sacra seu Phaleg et Canaan Самюэля Бошара — книга по востоковедению, напечатанная Жанноном в Кане |
Что же случилось? Над чем работал Жаннон со своим новым партнёром? Почему городские власти посчитали это опасным и нелегальным? Политические памфлеты? Религиозная пропаганда? Нет, всего лишь востоковедение! Они готовили к печати двухтомник Самюэля Бошара — местного пастора и одного из ведущих ориенталистов Европы. Бошар знал арабский, сирийский, халдейский, коптский, персидский, финикийский языки, занимался лингвистическим анализом библейских текстов. В первом томе его монументального труда Geographia Sacra seu Phaleg et Canaan речь шла о расселении народов во времена Вавилонской башни, во втором — о финикийском языке и финикийской колонизации. Что здесь может быть опасного?
Снова в Седан
Однако имел место донос. Однако типографию закрыли. Почему? Конфессионально смешанное население Кана жило мирно и дружно. Но не церкви. Между церквями по-прежнему шла борьба за власть, деньги и умы. Поскольку тогдашняя ориенталистика существовала в тесном союзе с теологией — ведь анализу и переводам подвергались в основном библейские и другие религиозные тексты — католики считали, что эта наука должна оставаться в их руках, а протестантам в ней делать нечего. Данное мнение транслировалось с самого верха. Даже главе Королевского печатного двора было приказано скупать у всех арабские и прочие восточные шрифты. Неудивительно, что петицию Кардоннеля отвергли.
Но у коммерсанта-интеллектуала оказались чрезвычайно обширные связи.
Уже 10 мая 1644 года он добыл королевскую привилегию на печать труда Бошара сроком на десять лет!
Правда, это не слишком помогло. Местные власти продолжали мешать публикации, упирая на то, что Кардоннель вообще не является сертифицированным типографом, так что привилегия незаконна, и не собирались снимать печати с оборудования. О конфискации речь не шла, хотя некоторые историки пишут, что, возможно, по указке Парижа власти могли изъять арабские шрифты. Но и пользоваться им было невозможно. Они препирались ещё более полугода, но работа всё же возобновилась, и в октябре 1646 года книга вышла из печати.
К тому времени Жаннона в Кане уже не было. Он вернулся в Седан в конце 1645 года, ещё до окончания проекта. Оборудование, вероятнее всего, продал Кардоннелю. В Седане его ждали типография и мастерская по изготовлению шрифтов, за которыми присматривал другой сын, Пьер. За время его отсутствия многое изменилось: Седан перестал быть независимым княжеством — его правитель Фредерик-Морис де Ла Тур принял участие в заговоре против короля, а после разоблачения вынужден был отказаться от прав на Седан и передать его короне, чтобы сохранить собственную голову.
О дальнейшей жизни Жаннона практически ничего не известно. После его смерти в 1658 году типография продолжала работать, а мастерскую семья продала шесть лет спустя. Он не считался крупным типографом или великим пуансонистом — в историю вошли совсем другие имена. Где-то в недрах Королевского печатного двора остались его шрифты — неизвестно, сколько именно. Шли годы, учреждение это переживало многочисленные потрясения вместе с французским государством, терялись документы, перемещались вещи в хранилище…
«Гарамон» по ошибке
...А мы наконец оказываемся в третьем временном слое — в начале 20 века.
Многими годами ранее, ещё в первой половине 19 столетия, сотрудники печатного двора обнаружили неизвестные шрифты, вроде бы напоминающие работы Гарамона.
Впрочем, сколько их было таких, похожих? Никто особо не старался выяснить их происхождение — похожи, и ладно. Всё равно они нигде не используются. Но при подготовке к Всемирной выставке вопрос этот вдруг приобрёл государственное значение. Ведь оригинальные матрицы Гарамона предстояло увидеть всему миру! Тогдашний директор бывшего Королевского и Императорского, а теперь Национального печатного двора Артюр Кристиан почему-то счёл эту атрибуцию верной. Трудно сказать, чем он руководствовался: проводилась ли экспертиза или он просто положился на мнение предшественников? Во всяком случае, он поручился своим авторитетом и многовековой репутацией своей организации, что отобранные для Всемирной выставки матрицы достоверно принадлежат руке великого мастера.
Какие после этого могли быть сомнения? Экспозиция имела большой успех. Такой серьёзный информационный повод вызвал волну интереса к Клоду Гарамону и книгопечатанию 16 века. Вытащили из хранилищ другие работы мастера, даже не подозревая, что часть из них не имеет к Гарамону никакого отношения. Много говорили о преемственности поколений и о «возрождении» его шрифтов. На основе знаменитых матриц в следующие годы появилось несколько «осовремененных» дизайнов — все они имели в названии слово Garamond. Некоторые совершенно зря.
К шрифтам есть вопросы…
Первые сомнения в аутентичности тех самых матриц высказал в 1914 году историк Жан Пайяр. Но он погиб на войне вскоре публикации своих выводов, а статью его почти никто не прочёл. Только в 1926 году с ней ознакомилась Беатрис Уорд — американская журналистка и типограф, только что приехавшая в Европу. Работая библиотекарем в American Type Founders — объединении американских компаний по изготовлению шрифтов, она услышала однажды от архивариуса фирмы, что тот сомневается в авторстве имеющихся у них матриц. Кажется, это не Гарамон; похож, да, но всё-таки не слишком, ему не удалось найти ни одной книги 16 века с таким шрифтом, только более поздние — почему?
Беатрис Уорд в 1926 году выяснила, что показанные на Всемирной выставке «матрицы Гарамона» на самом деле принадлежат Жаннону |
Беатрис была женщиной целеустремлённой — не зря же год спустя ей предложили должность редактора, а ещё через два года пост директора по рекламе в компании Monotype, сегодня известной как концерн Monotype Imaging. В конце 1920-х годов женщина на таких постах вызывала удивление, недоумение, а у кого-то и возмущение.
Оказавшись в Париже, она устремилась в архивы и библиотеки — и нашла тот самый договор между Жаном Жанноном и Королевским печатным двором о покупке шрифтов, а также несколько образцов печатной продукции Жаннона, которая позволила точно атрибутировать его шрифты. Результаты своих исследований она опубликовала под мужским псевдонимом Paul Beaujon, позже объяснив, что «иначе никто не поверил бы, что какая-то женщина может знать что-нибудь о типографском деле, полиграфии и тому подобном».
ATF Garamond, или Garamond No.3, созданный компанией American Type Founders как «возрождённый» шрифт Гарамона на основе матриц Жаннона |
Дальше выяснилось много интересного. Например, что созданный компанией American Type Founders в 1917 году шрифт ATF Garamond, или Garamond No.3, на самом деле сделан на основе матриц Жаннона. Как и разработанный в 1922–1923 годах концерном Monotype шрифт Monotype Garamond, а также Garamont, созданный знаменитым американским дизайнером шрифтов Фредериком Гауди. С годами этот список разрастался и сегодня насчитывает пару десятков позиций.
Итак, справедливость восторжествовала? Жаннон вошёл в историю как автор образцов для многих шрифтов, используемых сегодня в полиграфии и текстовых редакторах. Но поменять названия этих шрифтов почему-то так и не удосужились. Все они признаны, но всё так и носят имя Клода Гарамона — национального достояния Франции. Всё-таки хорошо, что человек не может заглянуть в будущее. Наверняка Жаннону было бы даже приятно, что его работу перепутали с творением мэтра, но всё-таки он захотел бы видеть её на Всемирной выставке под своим именем. С другой стороны, будучи верно атрибутированными, матрицы какого-то Жана Жаннона на этой выставке и не появились бы.
Об авторе: Ксения Чепикова, историк, переводчик, популяризатор науки. Специалист по истории Западной Европы XVI—XVII веков, истории науки и знаний. Автор ряда книг и статей по истории науки, образования, книгопечатания, картографии.